Книга Мажор - Эмилия Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внутренности склеились в склизкий комок, и я с ужасом заглянула Железнову в глаза. К счастью, он сухо ответил:
– В другой раз.
– Ну ладно… – Карина поднялась с кровати следом за парнем.
Она вставала на цыпочки, прикасаясь губами к его заросшей щеке, пока я, переминаясь с ноги на ногу, мечтала провалиться сквозь землю. Теперь даже в этой шестиметровой комнатке не чувствовала себя в безопасности. Всевидящее гранитно-серое око настигло и здесь.
– Кстати, Злат, хотел посоветоваться с тобой насчет новой темы эссе…
– Зачем? Ты ведь у нас неслыханный знаток литературы, – ответила лишенным эмоций голосом, избегая смотреть ему в глаза.
– Пойдем, пошепчемся в курилке.
– Феликс, если хочешь, я могу…
Но студент не дал Карине договорить.
– Злата…. – рявкнул он, и мне не оставалось ничего другого, как ссутулившись поплестись следом за ним.
Мы остановились в небольшом закутке между этажами, и тогда я тихо спросила.
– Зачем тебе Карина?
Железнов язвительно прыснул, прикуривая сигарету.
– Хотел посмотреть, где ты обитаешь, – равнодушно ответил он.
– Для этого обязательно было спать с моей подругой?
– Мы с ней не спали. Мы трахались. Это разные вещи. А ты уже взрослая девочка, чтобы называть всё своими именами.
Я закрыла глаза и мысленно сосчитала до пяти, а затем, сделав глубокий вдох, сухо поинтересовалась:
– Зачем?
– Ревнуешь? – ответил вопросом на вопрос.
Глаза цвета свинцовых облаков одержимо вспыхнули.
– Нет. Чтобы ревновать, нужно испытывать хоть какие-то эмоции, а я к тебе ничего не чувствую… – холодно изрекла, чеканя каждое слово.
– Врешь… – Железнов с шумом затянулся.
– Да, – тихо согласилась я, а затем практически беззвучно добавила: – Ты прав. Есть одно. Брезгливость… Я тебя брезгую, Феликс… – прошипела, глядя на него с вызовом.
– А я тебя хочу, – однокурсник улыбнулся, заворожено всматриваясь в мое лицо.
Желваки на его скулах напряглись, а кадык на шее натянулся, словно струна. Он сделал шаг навстречу, еле ощутимо упираясь торсом в мою грудь. По коже начали растекаться волны липкого оцепенения. Пальцы на ногах поджались от какого-то нового, неведомого доселе чувства. Собрав остатки воли в кулак, я прошептала:
– Давай сыграем в прятки? Ты спрячешься, а я не буду тебя искать… – на моих губах задрожала болезненная ухмылка, а в душе поселилась агония.
– Зря шутишь, золотце. – Феликс обнажил ряд крупных белоснежных зубов, облизнув языком сережку в губе. – В следующий раз мы с Каро сделаем это прямо на твоей кровати. На простынях останется мой запах. Представляешь, будешь ласкать свою дырочку, вдыхая мой аромат… – Он выпустил изо рта несколько колечек дыма, зловеще посмеиваясь.
– Ты омерзительный… – выдала я исступленно.
– Омерзительный, – согласился он, покусывая нижнюю губу.
– Ужасный…
– Ужасный.
– Грязный…
– А вот тут я готов поспорить. Сегодня уже принимал душ и собираюсь сделать это ещё раз ночью. Не терпится остаться с тобой наедине…
– Это невозможно… – прошептала, до боли стискивая челюсти.
– Ещё как возможно. Ты даже не догадываешься, насколько далеко мы успели зайти в моих фантазиях. Ты везде такая вкусная, золотце. Мечтаю зацеловать тебя до потери пульса…
– Чудовище… – мой голос дрогнул.
– Будешь моей красавицей? —
Неожиданно для себя самой с силой впечатала ладонь в его колючую щеку. Студент резко перехватил мою руку, удерживая её на своем лице.
– В этой жизни всё возвращается, Феликс. Слышал про закон бумеранга?
Он надавил на мою кисть, заставив вздрогнуть от неожиданности – колючие щетинки впились в ладонь, вызывая болезненное жжение. Я поморщилась, ощущая в горле солоноватый привкус слёз.
– Слышал. Но этот закон не действует, если твоя фамилия Железнов…
– Ты…
– Ш-ш-ш… – Ойкнула, когда однокурсник, отправив бычок в мусорный бак, прикрыл мой рот прокуренной ладонью. – Я хочу, чтобы ты просто смотрела на меня. Молча. С этим своим осуждающим величием… Типа я и мизинца твоего не стою. Посмотри на меня так, ну же… – Феликс ухмыльнулся, медленно сглатывая.
В расширенных зрачках парня плескалось нетерпеливое безумное желание. Моя ладонь до сих пор покоилась на его небритой щеке, а его прикрывала мой рот, с нажимом надавливая на губы. Наши взгляды закрутились в какую-то безумную воронку торнадо, выжигая друг друга до пепла в лёгких.
– …Жду тебя завтра вечером у себя дома. Матушке не терпится поближе познакомиться с хорошей девочкой Златой. Только мы-то с тобой знаем – не такая уж ты и хорошая…
Феликс перевел взгляд на мои губы, а затем дотронулся ладонью до щеки. В его глазах искрилось что-то дерзкое и в то же время щемящее. Градус тестостерона в воздухе зашкаливал. Ноздри обжог запах сигаретного дыма, и от очередного голодного взгляда однокурсника у меня подогнулись коленки.
– Ты влюбишься в меня до темноты в глазах… – прошептал в миллиметре от моих губ, и я ощутила на коже его влажное дыхание.
Спустя мгновение Железнов скрылся в темноте.
* * *
Когда я вернулась в комнату, обнаружила, что свет выключен, а спящее лицо Карины подсвечено лишь тусклой лампой, стоявшей на журнальном столе. К счастью, одногруппница перенеслась в объятия Морфея, и мне не придется битый час выслушивать оды во славу Железнова. Взгляд зацепился за бардовый засос у основания её тонкой шеи, и тело прошиб холодный пот. Он был здесь. С ней. И, возможно, скоро снова вернется.
Окончательно осознала, что мне необходимо убежище. Андрей с самого начала предлагал заселиться в одну комнату, но, по правде говоря, тогда я еще не была готова к столь стремительному развитию наших отношений. Жить вместе – важный шаг, и в глубине души до сих пор что-то останавливало.
Дежурный врач травмпункта не обнаружил у Громова ничего серьезного, разрешив баскетболисту участвовать в первой игре студенческой лиги. Слава Богу. Одной проблемой меньше.
Устало вздохнув, я опустилась на кровать, убрала край одеяла в сторону и приподняла подушку, чтобы взбить её. В поле зрения попал маленький клочок бумаги у изголовья кровати. Негнущимися пальцами подняла его, и, поднеся к лицу, почти беззвучно прочитала:
«Ничего не надо, кроме тебя» Ф.
Вздрогнула, вдруг припомнив, что совсем недавно натыкалась на подобную фразу. Да, точно, несколько дней назад, когда готовилась к эссе по литературе, читала запись из дневника Льва Толстого. Он оставил такую приписку в тетради своей жены Софьи Андреевны, с которой они вместе прожили всю жизнь – сорок восемь лет…